Это был совершенно новый взгляд для меня… Никогда прежде я такого не встречал, но именно он, еще непонятный для меня в своей сути, ясно дал понять ее намерение покинуть меня. В нем в нем изыскано, впрочем, как и она сама, сочетались восхищение, непонимание, прощение, сожаление, сила, мощь, слабость, беспомощность… Однако больше всего выделилась еще неясная просьба… возможно, даже мольба… Ее воображение пыталось все больше приспособиться к новой действительности меня. Став выше моей не совершенности, полюбив меня всем сердцем, превзойдя людскую молву и мою… весьма скверную репутацию, она больше не могла, как и прежде смотреть на меня. Нет, она любила меня и тогда. И после… Смириться с моим новым образом было явно выше ее сил. Она не смогла смириться и со своим эгоизмом. Скорее это даже главная причина для нее. Теперь мысль быть вместе и навсегда стала для нее ужасающей, вызывающей гнетущее отвращение. Теперь для нее это лишь проявление ее самовлюбленности и слабости.
Подобная консервативная порядочность вывела бы любого из себя. В тот момент я так и не смог ничего сделать. Беспомощность стала на пути между моими мыслями и жалкими попытками что-либо сказать или сделать.
Еще тогда она привыкла видеть во мне нечто плохое в прошлом, но раскрывшись, как майский цветок, из-за нежных чувств к ней, ставшим на светлый и верный путь, я был ее всем. И я не допускаю мысли, что она лишь хотела быть “над”, хотела нести что-то за собой… Нет. Идеальность и ее утонченность, остроумие, гибкость ее мыслей никогда бы не сделали из нее заложника внутреннего мира. Воображение — ее воздух. Общество — ее пища. Тогда и только тогда она могла быть поистенне счастлива, когда общество с отвращением или с восхищением принимало ее образы. Они становились реальными в воображении других. Тогда она чувствовала себя сильной.
Это была ее необходимость, но не слабость. Она вообще была не склонна к публичности. И лишь раз она поделилась своими записками на публику… Но об этом позже.
В начале нашего знакомства, позволив себе бóльшую инициативу, я давно перешел ее границы приличия, но не достиг пределов отвращения. Как позже она мне сказала, я ходил по тонкому лезвию ее презрения, с каждой фразой смешивал ее привычные мысли и всю ее прошлую жизнь с предубеждением, которые были вызванные ее же надменностью и эгоизмом.
Я дал ей уйти… Я не смог ничего поделать… Страх… В том момент все страхи оказались ничтожными перед силой сложившихся обстоятельств. Пренебрежение здравым смыслом — вот верный путь к счастью. Однако граница здравомыслия стала для нас неприступной. Для нее…
No comments:
Post a Comment